26 ноября – 80 лет со дня освобождения Гомеля от немецко-фашистских захватчиков. Более двух лет каратели, проводя политику геноцида, массово уничтожали советских людей. Одним из таких мест истребления граждан стала Гомельская областная следственная тюрьма. Фашисты создали ее в августе 1941 года, когда Красная армия после тяжелых боев на подступах к городу была вынуждена его оставить.
По данным органов госбезопасности, полученным в ходе расследования уголовных дел в отношении надзирателей и руководителей тюрьмы, она располагалась по улице Советской и состояла из четырех корпусов: СД – 8 камер, абвергруппа-315 (так называемый корпус ГМ) – 9 камер, «русской» полиции – 8 камер, полевой жандармерии и тайной полевой полиции (ГФП) – 8 камер. На территории тюрьмы действовала и гарнизонная гауптвахта для проштрафившихся немецких военнослужащих.
Штат карательного учреждения комплектовался из жителей Гомеля и области, а также советских военнопленных, содержавшихся в немецком лагере Дулаг-121 и изъявивших желание сотрудничать с немцами. Кадровая структура была такова: начальник тюрьмы, его помощник, секретарь-машинистка, бухгалтер, две медсестры, завхоз, заведующий баней, кучер. Но больше всего здесь «работало» надзирателей – 40–45 человек.
Ежедневно немцы доставляли в тюрьму полсотни арестованных. Чаще невиновных людей, задержанных лишь по подозрению в сотрудничестве с партизанами, сочувствии к Советской власти или беспричинно. Несколько месяцев просидела в тюрьме Тамара Горецкая, задержанная только за то, что приехала из Могилева навестить родственников. Также здесь содержались жены и дети советских граждан, ушедших в партизаны, родственники командиров Красной армии.
Баланда в грязных тазиках
Задачей карательного учреждения было уничтожение заключенных, подавление их воли систематическими зверскими избиениями, что и реализовывалось фашистским режимом. Пол и возраст не учитывались. «Каждого арестованного, которого приводили в тюрьму, отводили в дежурную комнату или отдельную камеру, где клали на лавку и начинали избивать резиновой палкой немцы и надзиратели тюрьмы до потери сознания, – рассказал на допросе бывший помощник начальника тюрьмы П. Подвойский. – После этого арестованного выбрасывали в холодную камеру-одиночку, откуда утром переводили в общую камеру».
Условия были невыносимыми, тюрьма переполнена, в камерах нельзя было даже сидеть, подходить к окнам, мыться, царила антисанитария. Одна из заключенных вспоминала, что из-за ужасных условий многие умирали. Как бы в насмешку баланда выдавалась в грязных банных тазах. За малейшую провинность, а то и ни за что, надзиратели систематически избивали заключенных. Наиболее отличались в зверствах гомельчанин А. Лазбекин, в октябре 1941-го добровольно ставший полицейским, в ноябре следующего года переведенный в надзиратели, а также бывшие военнопленные И. Зотов, впоследствии убитый подпольщиками, Я. Куприянов, К. Мишота, М. Дашук, И. Карпенко.
Комната инквизитора
Во время допросов людей пытали. В зверствах участвовали как следователи и переводчики немецких карательных органов, так и надзиратели, которые сменяли «уставших» извергов. Для этого каждую допросную комнату оборудовали деревянными топчанами, к которым привязывали допрашиваемых. Неоднократно родителей избивали на глазах детей, мужей на глазах жен и наоборот.
Надзиратель Лазбекин говорил, что арестованного пытали в большинстве случаев по два работника – немецкие следователи с переводчиками, а местные со своими помощниками. Почти всех арестованных, в том числе женщин и стариков, на допросах зверски избивали резиновыми палками, плетками, наносили побои ногами, кулаками, причем в разных положениях. Если стоя не удавалось добиться нужных показаний, заключенного били до потери сознания лежа. Такие «допросы» продолжались 2–3 часа. Многих, в том числе женщин и стариков, доводили до полусмерти.
«Мое дело вел следователь Соколов. Кабинет его напоминал комнату инквизитора, – рассказала Л. Громыко. – Здесь, в небольшом чуланчике, стояла кровать, а на ней лежало несколько плетей. На первом же допросе Соколов и переводчик Андриан положили меня на кровать и, нисколько не стесняясь, сняли верхнее платье и дали 14 ударов плетью. Это, по выражению Соколова, было только началом. Впоследствии я в этом убедилась, так как на последующих допросах, за исключением очных ставок, меня избивали. Несколько раз от подобных допросов я теряла сознание, и меня отливали водой. Те, кому посчастливилось вырваться из тюрьмы, остались калеками. Я, несмотря на свой молодой возраст (примерно 18 лет), страдаю болезнью печени».
Обреченных грузили в машины
В тюрьме оккупанты организовали «конвейер смерти» – систематически расстреливали арестованных. До апреля 1943 года казни проводили дважды в месяц: 7 и 22 числа. Эти даты фашисты выбрали неслучайно. Надзиратели были разделены на две смены – первая заступала на дежурство по четным числам, вторая по нечетным, и таким образом оккупанты повязывали кровью весь персонал тюрьмы.
Заключенных конвоировали к местам казни – давыдовскому и ченковскому лесам, где их ждали заранее вырытые братские могилы. В день фашисты уничтожали по 120 человек. С апреля 1943-го расстрелы производились не в определенные числа, как раньше, а гораздо чаще.
Как отмечают в показаниях надзиратели и бывшие узники, в дни казней тюрьма была наполнена криками, мольбами к палачам, плачем женщин и детей, ожидавших смерти. При этом если мужчин расстреливали, то женщинам и детям была уготована иная участь: их увозили на специальной машине-душегубке, принадлежавшей СД. В грузовике с герметичной будкой люди задыхались от выхлопных газов и умирали. По сути, их везли сразу хоронить.
Для устрашения периодически практиковались расстрелы во дворе тюрьмы, при этом арестованные должны были наблюдать за ними через окна камер.
Глубокая яма во дворе тюрьмы
В сентябре 1943 года в связи с наступлением Красной армии фашисты начали массово ликвидировать узников тюрьмы. Этот ужас длился две недели. Во двор беспрерывно въезжали крытые машины, куда грузили обреченных и увозили на расстрел в лесной массив за Новобелицу.
Люди отчаянно сопротивлялись, кричали и плакали. Надзиратели избивали их прикладами винтовок и резиновыми дубинками и грузили в машины. Некоторые заключенные сходили с ума, бились головой о стены, бросались на карателей. В связи с этим начальник тюрьмы А. Запеко отдал приказ расстреливать сопротивлявшихся прямо в камерах.
Установить точное число расстрелянных в эти дни сложно, так как на их место в тюрьму из районных полицейских управлений области привозили новые партии арестованных, которых казнили на следующий или в тот же день.
25 сентября, не успевая уничтожить заключенных, Запеко приказал в углу двора тюрьмы вырыть глубокую яму. К ней подводили по 2–3 заключенных, укладывали лицом вниз и стреляли в затылок. К вечеру могила была наполнена доверху. Таким образом изверги уничтожили около 200 человек. Одновременно с этим обреченных по-прежнему вывозили на машинах к месту массовой казни за город.
Заключенных убивали по 26 сентября 1943 года. Всего нескольким арестованным удалось вырваться из тюрьмы, как они рассказывали, за взятки надзирателям. К вечеру последнего дня казни администрация с семьями, а также часть надзирателей эвакуировались вместе с немцами на Запад, остальные разбежались. Гомельская областная следственная тюрьма прекратила существование. За два года фашисты уничтожили здесь 10–12 тысяч человек.
Высшая мера, лагеря и… свобода
Деятельность тюрьмы – один из наиболее трагичных этапов истории областного центра. Розыск пособников немцев, причастных к уничтожению людей, начался в первые дни после освобождения Гомеля. Он проводился территориальными органами госбезопасности и Смерш. Уже в декабре 1943 года управлением Смерш Белорусского фронта задержаны надзиратели тюрьмы Лазбекин и Кабыш. В марте 1944 года военный трибунал назначил им высшую меру наказания.
К 25 годам исправительно-трудовых лагерей приговорены разысканные управлением Министерства государственной безопасности по Гомельской области бывшие помощники начальника тюрьмы А. Минтусов и Н. Десятников. В Гродненской области был задержан и осужден к 20 годам каторжных работ надзиратель Д. Ковалев.
Всего в послевоенные годы удалось отыскать и осудить около 20 бывших надзирателей тюрьмы. Многие из них, скрывшись от заслуженного наказания, были призваны в Красную армию, геройски воевали с немцами на фронтах Великой Отечественной войны и даже отмечены боевыми наградами.
Следы некоторых карателей, они бежали с немцами от наступающей Красной армии, теряются. К примеру, так и не удалось установить судьбу начальника тюрьмы А. Запеко. Последний раз его видели в 1944 году в оккупированном немцами украинском городе Ровно.
Источник: https://gp.by/novosti/obshchestvo/news278506.html
